Они познакомились поздней осенью. За ночь лужи покрывались тонким слоем льда, а днем выкатывалось тусклое оранжевое солнце и становилось жарко. Стояло бабье лето. Это было сумасшедшее время; каждый день они встречались, ездили по знакомым, целовались в подъезде, любили друг друга и были безумно счастливы. Он ей много рассказывал о своей жизни, но все его истории почему-то не были похожи на правду; то он с ледорубом преодолевал горные вершины, то на байдарке проплывал шумные пороги, то шел на лыжах зимним походом по лесу. Но самым неправдоподобным ей казалась его профессия – ювелир. Она знала людей самых разных профессий – врачей, музыкантов, инженеров, писателей, юристов. Но ювелир! Это казалось ей так  интересно, красиво, тайно, дорого.  — Нет, не может он быть ювелиром, он все придумывает! — думала Ира, но при этом продолжала с ним встречаться. 

В то время ее единственным украшением было тонюсенькое обручальное кольцо, она считала золотые украшения мещанством и никогда их не носила. Но вот мать! Мать знала толк в украшениях, любила их, покупала, делала на заказ. У нее было много разных «гарнитуров» с бирюзой, жемчугом, кораллами. Все они были сделаны из серебра, золотых украшений у нее тогда не было.  И были у матери сережки, которые нравились Ире больше всего – они изображали огромную хищную птицу, которая в своих когтях держала невероятных размеров сверкающий прозрачный камень.  «Бриллиант», – думала Ира, ничего не понимающая в драгоценных камнях. – «Какая тонкая работа, какие они красивые!»
— Мам, дай мне сережки поносить! – попросила однажды Ира.
 — Да бери, — ответила мать, не раздумывая.  – Только не потеряй!

Наступила зима. На смену солнечной осени пришли зябкие мрачные дни. Вечером после работы Ира собиралась на свидание и нацепила мамины сережки, уж больно ей хотелось похвастаться перед ювелиром, покрасоваться перед ним своей обновкой.

Вечером он ждал ее у метро. Они медленно шли по грязной заснеженной улице,  и вдруг он спросил:
 — Ир, а ты чего с одной сережкой? Это сейчас так модно?
Ира потрогала ухо – сережки, и правда, не было.
  — Ой, это же мамины! – вырвалось у нее признание, — она меня убъет!

Два часа они ходили взад и вперед по тому месту, где только что гуляли. Но было очень темно, снег, перемешанный с грязью и солью, да и вереницы прохожих, спешащих в метро, сделали свое черное дело – сережку они так и не нашли.
 — Не плачь, — успокаивал он Иру. – Да сделаю я твою сережку!
 — Как ты можешь сделать, — плакала Ира, ни на минуту не веря, что он на самом деле ювелир.
— Давай мне твою сережку, как сделаю — я тебе позвоню.

Прошел день,  второй, он не звонил. Ира не находила себе места,  все время думая, как признаться матери, что потеряла сережки. Она уже мысленно попрощалась с ними, но вдруг он позвонил и вечером приехал.
 — Держи! — Он протянул ей две сережки.
Она не верила своим глазам – невозможно было отличить одну от другой!

Он рассказывал, что камень в лапах птицы – это огромный фианит, и ему потребовалось несколько дней, чтобы найти и купить такую большую заготовку фианита и такого же высокого качества, а потом огранить камень. А затем он всю ночь делал сережку – рисовал макет, резал, паял, крепил камень. Ира слушала и думала: – интересно, где он так быстро нашел такого классного ювелира?

А потом он ее спросил:
 — А ты ничего не замечаешь?
 — Нет, а что?
 — Найди, чем они отличаются!
Ира крутила сережки, но ничего не находила, сережки были абсолютно одинаковые.
 — Ну, смотри, птица должна смотреть на лицо, а я ночью этого не заметил и срисовал симметричную заготовку. И получилось, что когда одеваешь сережки, то они смотрят в противоположные стороны. Под утро, когда все уже было готово, я это обнаружил, и пришлось разрезать сережку и ее перепаивать, вот шов и остался.

Шов и правда был, рассказ звучал правдоподобно — под глазами у ювелира темнели круги от бессонной ночи, а в глазах горела любовь.
 — Ты только матери не говори, она ничего и не узнает!
На следующий день Ира отдала серьги матери и ничего ей тогда не рассказала.

Прошло двадцать пять лет. Каждый год они ездили то в горы, то ходили на байдарках по сложным порогам и даже один раз он повел ее в зимний лыжный поход. Он дарил ей серьги, кольца, браслеты и цепочки; она их носила с удовольствием, но при этом продолжала себя обманывать, что драгоценности ей безразличны.  Да и мать перестала носить серебро, она сменила все гарнитуры с бирюзой и кораллами на изящные кольца с голубыми и белыми камнями.

Однажды она спросила у матери:
 — Мам, а где те серебряные сережки с птицой, которая в когтях держит камень?
 — Какие сережки? Ах те…, нет, не знаю. Не помню. Наверное, я их кому-то подарила.